Я с легкостью могу представить себя на месте Джимми Уайта
Американская писательница Лионель Шрайвер, которая провела 20 лет в Англии, расскажет нам, как она влюбилась в накал страстей и традиции снукера. 05.06.2007, Observer Sport Monthly Прежде всего, давайте проясним ситуацию. Я не играю в снукер. Я и кий-то брала в руки один раз в жизни, после чего пихнула им биток настолько бестолково, что отсутствие у меня всякой склонности к этой игре, стало абсолютно очевидным. Я сомневаюсь, что смогла бы забить шар, даже если бы он стоял в паре дюймов от лузы. При этом восхищение мастерством, которым я не обладаю, рождает приятную чистоту ощущений. Я не способна завидовать, я – стопроцентный фанат. С пятнадцатилетним стажем, между прочим. Признаюсь, что одной из прелестей работы над моим последним романом, героем которого стал снукерист из топ-16, была возможность часами смотреть прошлогодний чемпионат мира с бокалом вина в руках, и при этом говорить себе, что я занимаюсь «исследованиями».
Больше всего мне в снукере нравится то, что он очень британский. Когда этой весной я ездила по Америке, представляя новую книгу, я была вынуждена объяснять снова и снова, что нет, «снукер» - это не карточная игра. Мне приходилось постоянно поправлять произношение своих соотечественников, так как американцы обычно говорят «снакер», а это, на минуточку, «сну-у-укер». Если уж британцы знают, как играть в эту игру, то у них, с моей точки зрения, есть право указывать остальным, как правильно произносить ее название.
Британское телевидение сейчас транслирует и «Сдержи свой энтузиазм», и «Клан Сопрано», и повторяет в очередной раз «Друзей». На каждом углу здесь найдется Старбакс, Лейстерская площадь заклеена афишами американских фильмов, а Макдональдсы вытеснили традиционные магазинчики с чипсами и рыбой. Все вместе это, порой, заставляет забыть, в какой стране вы находитесь. Этого не избежал даже спорт: баскетбол завоевывает все новые просторы, а Мировая серия по бейсболу транслируется по другую от Америки сторону Атлантического океана. Однако большие рейтинговые турниры по снукеру по-прежнему проводятся в Британии, да и снукеристы в большинстве своем по-прежнему британцы, хотя есть несколько человек из Китая, например, (где снукер набирает популярность) или Тайланда. Если Гордону Брауну настолько хочется распространить «британский дух» среди населения, ему, возможно, стоит для начала учить недавних эмигрантов правилам переигровки на черном или разнице между фолом и миссом.
читать дальшеЯ люблю звук снукера. Трансляции американского футбола, например, идут со страшным шумом. Комментаторам приходится орать, чтобы перекрыть рев толпы, и звук несется из телевизора трубным гласом, словно футболисты идут на штурм вашей гостиной. У снукера звук приглушенный. Зрители умеют себя вести, и на матчах стоит абсолютная тишина. Игроки молчат во время фреймов, разве что изредка вежливо пробормочут судье просьбу вытереть биток. Комментаторы уважительно не повышают голос, и каждый из них выговаривает слова со своим мягким акцентом, никогда не заглушая резкого звучного кликанья шаров: звенящего звука дальнего удара или тонкого тилиньканья аккуратного планта. Мелодия снукера, идущая где-то там, фоном, успокаивает, исцеляющее действует на нервы.
Снукер – цивилизованный вид спорта, хотя возможно это является неотъемлемой чертой его британской природы. У него очень строгий этикет. Вы никогда не увидите, как Джон Хиггинс и Кен Доэрти закатываются под стол в пылу разборок, так свойственных хоккею. Да, в порыве недовольства Ронни O'Салливан действительно ушел с матча на чемпионате Великобритании. Но это лишь свидетельство того, насколько неслыханна – насколько беспримерна такая грубость для любого игрока на крупном турнире, даже для такого, как Ронни, знаменитого своей эксцентричностью и привычкой потакать своим желаниям. (В наказание, когда Ронни играл на Уэмбли на январском Мастерс, зрители освистали его, что в свою очередь тоже стало свидетельством: насколько беспримерно грубым было такое поведение со стороны снукерной аудитории).
Правила снукерного этикета должны соблюдаться неукоснительно. Поэтому будьте уверены, если кто-то из игроков начнет оскорблять оппонента, его оштрафуют на несколько фреймов. Если он не замолчит, его выгонят с матча. Я не фанат абсолютной вежливости и не хочу превращаться в Линн Трасс, но спорт, где учтивость ставится во главу угла, в наши дни способствует формированию правильной культуры общества.
Допустим, что, в 1980-х, в эру Алекса Хиггинса, обстановка в снукере была менее церемонной, раз Хиггинс частенько играл во хмелю. С тех пор минуло достаточно лет, чтобы мы начали вспоминать те времена с ностальгией, но правда заключается в том, что смотреть за игрой поддатого человека скорее неловко, чем весело. В наши дни я не назову ни одного игрока, который приходит подвыпившим на матч. Даже Джимми Уайт изменился в этом отношении. Он знает, что выпивка не улучшает ни его координацию, ни концентрацию, а сейчас на кону стоят слишком серьезные деньги, чтобы играть пьяным в дым.
Мне даже одежда нравится. Не уверена, что я завидую игрокам, облаченным в черные брюки, жилеты, начищенные черные туфли и накрахмаленные рубашки, но эти костюмы создают ощущение театра и вносят свою лепту в создание тихой благоговейной атмосферы матча. Думаю, что введенное пару лет назад правило, разрешающее играть без бабочек, вскоре отменят, и я полностью «за» это. А многие игроки, тем временем, продолжают носить бабочки, даже несмотря на возможность от нее отказаться. Может, форменный набор одежды и не выглядит комфортным, но манера одеваться, как на торжественный обед, помогает культивировать аристократический дух снукера.
Да, в слове «аристократизм», когда дело касается снукера, нельзя не заметить иронию, но я люблю иронию. С одной стороны все эта вежливость и церемониал, рефери в безупречно белых перчатках, как дворецкие из романов Вудхауза, а с другой - игроки по большей части весьма скромного происхождения, которые учились играть в кошмарных для всех добропорядочных мам местах - дешевых пабах, где незаконно торговали спиртным.
На профессиональном уровне, однако, у снукера есть класс. Он пропитан духом уважения – к судьям, к игрокам, и, прежде всего, к самой игре.
Как писательница, я обожаю драму. Я никогда особенно не любила командные виды спорта, но я получаю удовольствие от противостояний один на один, в которых демонстрируются не только мастерство, но и характер… В котором спесь или скромность, волнение или присутствие духа, храбрость или чрезмерная осторожность, опрометчивость или благоразумие, умение принимать плохие или хорошие решение, концентрироваться или отвлекаться – все вместе определяет победителя даже в большей степени, чем мастерство. Все физические виды спорта включают в себя механический аспект, но люди – не роботы.
Один из ингредиентов, которые делают виды спорта подобные снукеру захватывающими – это внезапные, необъяснимые моменты, когда великолепнейшие, по всем признаками безошибочные профи внезапно мажут. Понимаете, в снукер сложно играть даже, когда никто на вас не смотрит, и решается всего лишь, кто платит за пиво. В турнирах с десятками тысяч фунтов на кону, которые транслируются на весь мир, противостоят друг другу не только таланты игроков, но и их нервы, уверенность и решимость. Однако, когда спорт заставляет игрока противостоять самому себе, это еще увлекательней.
Не существует лучшего примера «противостояния с самим собой» - и проигрыша – чем два самых известных (или самых печально известных) финала Джимми Уайта в «Крусибле» в 1992 и 1994 гг. И для тех, кто считает (как большинство моих друзей) снукер скучным, я не знаю способа нагляднее продемонстрировать, насколько захватывающим может оказаться повествовательное полотно снукера.
Ни одному снукерному фанату нет нужды представлять Джимми, которого я имела честь интервьюировать осенью 2005 г. Для тех нескольких британцев, все еще не знакомых с этим уже как 25 лет великим представителем игры, напомню, что Джимми – это очаровательный сорокапятилетний шельмец, известный тем, что он шесть раз выходил в финал чемпионата мира, и шесть раз проигрывал там. Оба самых обсуждаемых финала Джимми были подарены Стивену Хендри, безупречному в то время до зубовного скрежета.
В 1992 Джимми лидировал 14-8. Чтобы ворваться в историю на автопилоте, ему нужно было выиграть всего лишь четыре фрейма. Вместо этого он сорвался. Со скалы.
Вырвавшись вперед на шесть фреймов, Джимми был так уверен в победе, что признавался мне: «Я репетировал речь, вспоминал, кого нужно поблагодарить. Внезапно Хендри стал сильнее, а я слабее. Но я все еще не думал, что проиграю. Но и собраться я уже не мог. Я спорил сам с собой, кого я должен благодарить, а кого и упоминать не стоит. И внезапно счет уже стал по 14. А потом я вдруг осознал: я мертв и похоронен, а он жив и здоров!
К вящему недоверию всей аудитории (мой собственный подбородок болтался на уровне груди, ведь, как и любой уважающий себя снукерный фанат, я, не отрываясь, следила за этим матчем по телевизору) Джимми стоял столбом, пока не проиграл 10 фреймов подряд и не подал руку Хендри при счете 14-18.
Я бы сказала, что случившееся невозможно, но в каком-то смысле оно слишком возможно. Я легко могу представить себя на их месте – представить, как попадаю в яму, вырытую излишней уверенностью в собственных силах. Как становлюсь самоуверенной, пренебрегаю известными истинами о том, что ничего не закончено, пока не закончено, что никто не делит шкуру неубитого медведя.
«Снукеру это только пошло на пользу, - сказал Джимми, когда я заставила его вспомнить тот кошмарный матч. - Люди же присылали мне письма с вложенными букмекерскими квитанциями и припиской «Наша семья не может поехать на отдых, потому что мы собирались выиграть на тебе вот столько денег». Но затем мне одна бабуся послала письмо: «Приезжай ко мне на неделю, чтобы прийти в себя».
Дух того матча 1992 г, сыгранного на арене театра, был вполне шекспировским, хотя, как в каждой великой драме, кому-то приходилось за это расплачиваться. И Джимми Уайту пришлось расплатиться за развлечение таких людей, как я, не один раз, а дважды.
В 1994 г. счет финале был равным 17-17. Джимми нужен был лишь черный в контровой, чтобы выиграть матч. Представьте себе: победа в чемпионате мира была самой желанной вещью в жизни для Джимми Уайта; удар был чертовски простым, фактически прямым, из тех, которые Джимми забивал в кромешном мраке своего снукерного клуба, когда ему было одиннадцать. Окажись на его месте мистер Совершенство, Стивен Хендри, можно было бы пожать плечами и уйти из комнаты. Но это был Джимми Уайт, который, как знают – и за что его любят – все, сотворен из плоти и крови. И я осталась.
Он промахнулся.
Хендри очистил стол, и все было кончено.
«На последнем черном у меня случилось то, что вы назовете судорогой, - сказал мне Джимми. – Когда ваша рука должна идти прямо, а у вас случается судорога. Это нервная реакция». На самом деле, когда я спросила у него, почему с возрастом снукеристы начинают играть хуже, он сказал, что дело не только в зрении. «Страх проникает в вашу игру. Страх промахнуться. Когда вы моложе, вам не терпится нанести удар. Когда вы моложе, вы бесстрашны, не так ли? Вы ничего не боитесь».
Тот черный, принесший столько мучений, был рожден страхом. Кто не знаком с ним? В критическом состоянии, когда столь многое зависит от одного момента, кто из нас закатил бы тот шар? Я бы не сумела, даже будь я каким угодно мастером снукера. В каком-то смысле, невероятно не то, что Джимми промахнулся на том черном, а то, что автоматы, вроде Хендри, смогли бы его забить.
Именно это я подразумеваю, когда говорю о ярких персоналиях. И в снукере их достаточно: от мрачного Марка Вильямса, который всегда выглядит так, будто только что похоронил свою любимую собаку, до обходительного Джона Пэрротта, чье лицо настолько живо отражает его эмоции, что он может спокойно комментировать снукер для глухих.
Что бы вы ни думали про O'Салливана, ушедшего со своего матча в отвращении к самому себе, эта непредсказуемая снукерная примадонна всегда обеспечивает фанатам зрелище за их деньги: будь то потрясающие брейки или поведение большого дитяти. (Никогда нельзя предугадать, использует ли О’Салливан очередное послематчевое интервью, чтобы объявить о своем уходе из спорта – снова). Остроумный комментарий Стива Дэвиса уже давно опроверг его старую репутацию скучного консерватора. Снукер не обошли стороной и трагедии: образ Пола Хантера, умершего от рака всего в 27 - по-прежнему полон притягательности и обаяния.
Снукер – это изысканное, хитроумное, поразительное мастерство тонкой моторной координации, высокая драма под прерывистый, успокаивающий мотив. Это изобилие характеров, которые как делают игру живой, так и определяют ее результат. Снукер скучен? Да ладно вам. Чего еще вы хотите от спорта?
observer.guardian.co.uk
-
-
24.08.2012 в 16:46Вы никогда не увидите, как Джон Хиггинс и Кен Доэрти закатываются под стол в пылу разборок, так свойственных хоккею
у меня достаточно больная фантазия, чтобы это представить. я чуть сама под стол не упала
Спасибо!
-
-
24.08.2012 в 16:54Но в целом со многим хочется согласиться.
-
-
24.08.2012 в 17:11-
-
24.08.2012 в 17:24Хотя те же самые пуристы и биографии Джимми-то не читают. )
Статья хорошая тем. что это такой хороший образчик романтического отношения к снукеру, которое сохраняется, если ты достаточно умен или занят, чтобы не лезть в дебри.
-
-
24.08.2012 в 19:35Статья хорошая тем. что это такой хороший образчик романтического отношения к снукеру, которое сохраняется, если ты достаточно умен или занят, чтобы не лезть в дебри.
И не только в дебри, но и в помойку комментариев от шибко много о себе возомнивших.
-
-
24.08.2012 в 22:36-
-
24.08.2012 в 22:39-
-
24.08.2012 в 22:41