[snookersupreme]

Меня побеждал Ронни О’Салливан

Джастин Барнс
Апрель 2011

На каждого Ронни O’Салливана есть сотни новичков, жаждущих всего лишь сыграть в финальной стадии чемпионата мира. Я попытался, и меня разнесло на куски. Ракетой.

Сейчас я не играю в снукер. Для меня это слишком болезненно. По телевизору тоже смотрю его не слишком часто, делая исключения разве что для чемпионата мира каждый апрель. Но много лет назад, в середине 90-х, я был профессиональным снукеристом. Честное слово – был.

За свою двухлетнюю карьеру (1994-96) я достиг почетных высот 302 места в мировом рейтинге. Моим самым большим достижением был высший брейк в квалификации к European Open 1995 (120 очков – я промахнулся на последнем розовом). За это полагался щедрый приз в размере £3,600 – действительно щедрый, учитывая, что мой брейк видело лишь пять человек, включая соперника и рефери. И я бы точно сорвал джек-пот, если бы Тони Драго, не сделал 130+, и не увел у меня вознаграждение в последнем раунде квалификации.

Кстати, забыл сказать. Тот сенчури превратил счет в моем матче в 3-0. В итоге я проиграл 3-5. Такое со мной происходило довольно часто.

С момента моего крайне прискорбного, а, если говорить точнее, никем не замеченного ухода из спорта в чемпионате мира всегда принимали участие игроки, с которыми так или иначе мне приходилось сталкиваться: с некоторыми я играл, а одного или двух даже победил.

Мой путь в профессиональную игру был не самым обычным. В то время, когда любая уважающая себя будущая снукерная звезда проводит свои юные годы, прогуливая школу и играя каждые выходные в про-амах по всей стране, я учился в частной школе. Мои родители многим пожертвовали, чтобы заплатить за нее, поэтому выкинуть на ветер образование я не мог.

Тем не менее я не оставлял желания стать спортсменом, и проявлял некие таланты в футболе, крикете и гольфе. Пока я переходил от одного вида спорта к другому, снукер неизменно продолжал присутствовать где-то на заднем плане. Я был отравлен его дурманящим гламуром – кликаньем шаров в продымленных снукерных клубах, шансом легко заработать на вечерних турнирах и матчах на деньги (ну, в теории, по крайнее мере…) Моими героями были талантливые игроки, бунтари – Алекс Хиггинс и Джимми Уайт. Я был пареньком с окраины из семьи среднего класса, но я хотел быть похожим на них.

Я никогда не забуду полуфинал Хиггинс-Уайт на Эмбасси 1982 (под таким названием нам когда-то был известен чемпионат мира). Уайт, худющий уличный сорванец из Туттинга, артистично зажимал сигарету между большим и указательным пальцами и забивал шары с расслабленной легкостью, когда приходил его черед. И очевидно пьяный Хиггинс, «Народный чемпион», который в своей дерганной манере сделал сумасшедший брейк всех времен, клиаренс 69 в предпоследнем фрейме, на пути к выигрышу своего второго и последнего титула чемпиона мира.

В 1985 году, когда его карьера уже пошла на спад, Хиггинс пришел в наш клуб, чтобы сыграть в выставочном матче. Мне было 14 лет, и я должен был играть с ним первым тем вечером. Хиггинс опоздал, и пока 200 болельщиков ждали, а я обливался потом от страха, он проплелся в бар и оприходовал три подряд двойных водки. К тому времени, когда он неспеша подошел к столу, я уже был раздавлен. У нас вышел поганый фрейм – я набрал только 27 очков, хотя имел бездну шансов.

Еще через несколько стопок Алекс предложил судье уйти. На простейших ударах он ошибался. На тех, которые отрицали законы физики, он был великолепен. Он отказался давать автографы. Он был пьян, он вел себя беспардонно, и от него нельзя было отвести глаз. Он вскружил мне голову.

Поскольку ни один вид спорта так и не победил окончательно, я потащился в университет Лонгборо, чтобы изучать географию и, самое главное, отогнать призрак необходимости найти достойную работу. На втором курсе я переехал в дом со снукерным клубом неподалеку. У меня было шесть лекций в неделю, поэтому я мог играть в снукер намного больше, чем раньше. Вскоре я победил нескольких достойных любителей и одного залетного профессионала в ежемесячном турнире «One-Dayer» в снукерном центре Вилли Торна под Лейчестером.

Когда я закончил университет в 1992 г. , я порадовал своих родителей решением стать профессиональным снукеристом. По плану, два года я должен был играть в любителях на различных про-амах, перебиваясь приработками, а затем стать профессионалом.

После десятилетий существования в виде закрытого клуба Всемирная Ассоциация Профессионального Бильярда и Снукера открыла путь в профессионалы каждому, кто мог оплатить взнос за членство и участие в турнирах. Крайне демократично - настоящий «Х Фактор». Это означало, что даже люди вроде меня, достижения которых в любителях весят меньше чем Шерил Коул, могут заплатить деньги и попробовать. Еще это означало разбухший мейн-тур, и три месяца квалификационных матчей в Норбрек Касл отеле в Блэкпуле каждое лето, чтобы отсеять гениев от Jedward. За первый профессиональный сезон Ронни O’Салливана 1992/93, ему надо было выиграть по десять матчей, чтобы квалифицироваться в финальную стадию каждого турнира. В качестве профессионала он выиграл свои первые 38 матчей– и это до сих пор является рекордным показателем, а в общем эта цифра составила 74 из 76. Очень мило.

Люди смеются, когда O’Салливан утверждает, что он лучше играл в 17 лет, чем сейчас. Но в то время он действительно напоминал автомат. Один очень талантливый профессионал, с которым я тренировался, время от времени играл с Ронни у того дома в Чигвелле. Лузы на домашнем столе Ронни были уже чем на турнирных столах, чтобы ему было интересней играть.

«И как ты справляешься?», - как-то спросил я своего друга после одного такого визита.
«Сделал сенчури… и проиграл 1-18. Ронни сделал 11 сотен».

Мне выпало играть с Ронни в про-ам в Илфордском снукерном центре на следующий год после его звездного дебютного сезона. Я обожал присутствовать на его матчах на таких турнирах – роскошная техника, построение брейков, контроль битка. Он был артистом. Но, заплатив 30 фунтов за возможность участвовать, я бы с удовольствием избежал встречи с ним в первом раунде.

Положительным моментом в этом было то, что нам выпало играть на отвратном столе. Это поможет уровнять шансы, сказал я себе. И вообще, хватит бояться – ему же только 17 лет.

Я установил шары и стал ждать. Он появился через несколько минут и пожал руку.

«Удачи, Ронни», – сказал я.
«Мой приятель сказал, что ты назвал мою маму с***», - ответил он.

Опс. Это было неожиданно. Я залопотал, что ничего такого не говорил. Он улыбнулся, я испугался, и мы начали.

Ужасное состояние стола ухудшило стандарт его игры, но недостаточно, чтобы помочь мне избежать сухого пораженя 0-3. В последнем фрейме я сумел довести дело до респот блэка. Выиграв подбрасывание монетки, я уступил ему первый удар, потому что сделать хороший отыгрыш по черному, когда приходится бить из сектора Д не так-то просто. Я отошел от стола, думая, что у меня есть шанс вернуться в матч. Повернул голову я как раз вовремя, чтобы увидеть, как он срезает черный в боковую лузу. Шансов на это один из 50… если вы не гений, конечно.

В то время он был опасен не только за столом. На другом про-ам в Утэме, он убедил моего приятеля (того самого, который проиграл 1-18) позволить ему сесть за руль его (приятеля) «Фиесты» и поездить вокруг промзоны перед грядущим экзаменом на права. Пару минут спустя, когда он с визгом поворачивал в 90-градусном повороте на скорости 50 миль/ч, мы кричали и требовали остановить машину. А ему было весело.

Ближе к жизни снукерной звезды я подойти уже не смог. Вскоре O’Салливан начал потрясать фанатов на своем пути к завоеванию трех мировых титулов, а я присоединился к нескольким сотням других предентентов/мечатателей/фантазеров (в то время количество профессионалов в мейн-туре составляло 500+ человек), которые играли бесконечные квалификационные матчи перед горсткой людей (если повезет) в каморках Норбрек Касл, ночевали в гостиницах по 10 фунтов за ночь и оставались нищими в массе своей.

Я пытался попасть на чемпионат мира два раза, и выиграл три матча, уступив 1-5 в четвертом квалификационном раунде сезона 1995/96 Скотту Бинему. Я бы всего в шести победах от «Крусибла». Так близко.

Я посчитал, что если продолжу в том же темпе следующие пять лет, я, возможно, войду в топ-100 и смогу квалифицироваться на крупный турнир. Но даже при таком раскладе, я все равно останусь нищим. Без призов. Я знал, что должен уйти, даже если это разобьет мне сердце.

Один игрок, блистательная карьера которого началась, когда моя подошла к концу, и который должен был бы играть в «Крусибле» в этом году, был покойный Пол Хантер, «Бекхэм зеленого сукна». Его жизнь трагически оборвалась до того, как ему исполнилось 28 лет. Я помню, что никогда не видел Пола в тренировочной в Норбреке до самого начала матчей. Я слышал, что он проводил большую часть вечеров, развлекаясь и выпивая. И он все равно выигрывал массу матчей, потому что был очень талантлив.

Много лет спустя, я был на покерном турнире и разговаривал с менеджером Хантера Брендоном Паркером. К тому времени я уже был фрилансером, и Брендон недавно организовал мне телефонное интервью с Полом. Пол и его друг Мэттью Стивенс (с которым я как-то сыграл пару тренировочных фреймов в Норбреке), к тому моменту оба находящиеся в топ-16, стояли неподалеку. Они подошли и поздоровались.

«Мы тут вспоминали… - сказал Пол. – Вы же были снукеристом, так?»
Это поразило меня. Может, это и было в прошлой жизни, но, да, я был профессиональным снукеристом. Фиговеньким, возможно, но Пол Хантер знал, что я был игроком, и мне этого достаточно.