Алекс Хиггинс: мы видели его - наряды жиголо, грация Нуриева…Медб Руан, Irish Independent
31.07.2010Итак, Алекс Хиггинс умер. Великий снукерист, жертва саморазрушения. Ему было только 61, но после той жизни, которую он вел, практически никто не удивился его смерти, хотя многие – очень-очень многие искренне опечалились.
Он перенес рак горла, жил в одиночестве в приюте, не мог нормально есть – несмотря на то, что его сестра перетирала еду в кашицу. У него не было ни зубов, ни надежды на облегчение, ни, возможно, сил.
Друзья, собравшие ему 12 тыс фунтов на лечение, теперь потратят их на организацию достойных похорон. Ожидается, что на церемонию прощания, которая состоится в соборе Святой Анны, а затем на кладбище Роузлон, придет множество болельщиков. После этого в Белфасте и Дерри соберут книги памяти с выражением неожиданно теплых чувств, которые вызывал покойный «Ураган».
читать дальшеХиггинс принадлежит эпохе винила - раритетный образец, с какой меркой не подойди. Саундтрек - что-то вроде легендарной гитарной темы 'Drag Racer' и звенящий джазовый ритм пианино Уинифрид Этвел. Визуальный ряд – старые трансляции Пот Блек или чемпионата мира по телевизору, к которому в то время сходилась вся семья; вы, собирающийся утром в школу, и ваш па, заснувший перед телевизором.
Хиггинс был принцем того времени. Мы видели его - наряды жиголо, грация Нуриева -рубашки с гофрированными оборками, ослепительные запонки, неизменно приспущенная бабочка. Гибкий, как пантера, опасный в не меньшей степени, он внимательно изучал стол, а затем гнался за своими шансами, словно охотник за жертвой.
Сигарета во рту, клубы дыма между ним и камерой, он держит паузу, ждет, а потом играет так быстро, так близко к борту, что слышно, как у комментаторов перехватывает дух. И оп! Он сделал это – снова. Снукерных болельщиков подкидывает с их мест.
Без сомнения он был талантлив, но его мастерство было ювелирно отточено. Чувствовалось, что для этого человека движение снукерных шаров описывалось физическими переменными и расчетами, которые следовало взвесить, измерить, а потом блестяще применить.
Он изучал и полировал свое ремесло в городских бильярдных и притонах, где даже днем было темно. Ночь сливалась с ним, делая его магнетически притягательным для камеры и зрителей.
Ему нравилось гнаться за радугой. Цветами снукера были красный, желтый, зеленый, коричневый, синий, розовый, а затем тот черный, который принес ему два чемпионата мира и заработал состояние на выставочных. Но деньги исчезали так же быстро, как он их зарабатывал. Он пил, играл, покупал машины, заводил подружек и заполнял жизнь той мишурой, без которой люди, не нашедшие мира в душе, не мыслят своего существования.
Хиггинс оказался заброшен во вселенную звезд без дорожной карты, превратившись в марионетку этого мира. Образца для подражания в нем так и не нашлось, как не нашлось его и для земляка Алекса Джорджа Беста.
Музыкальным сопровождением к его излишествам могла бы послужить песня Nine Inch Nails “Hurt” в исполнении Джонни Кэша: «Я делаю себе больно, чтобы проверить, смогу ли я что-нибудь почувствовать». Ходили слухи, что Алекс – и некоторые другие снукеристы – мелили кии кокаином, но Хиггинс и без того разве что не зазывал демонов себе в друзья.
Отношения с подругами выходили у него слишком напряженными, поэтому постоянными женщинами в его жизни были только мать и три сестры, хотя он женился дважды и был отцом двоих детей. Некоторых женщин привлекали его недостатки - возможно, они надеялись, что смогут исцелить его, но Алека нельзя было вернуть на путь истинный. На это не хватило бы и всей любви на земле. Вежливым определением для него было «непостоянный». Еще одним - «грубый». Одна из его любовниц пыталась покончить c собой, вторая, бывшая работница эскорт услуг, Холли Хейз после бурного скандала в 1997 году ударила его ножом три раза. Он говорил, что любил женщин, но спал со столькими, что ни одну нельзя принимать в расчет – за исключением дочери Лорин, которую он, словно трофей, поднял над собой после победы на чемпионате мира в 1982 году.
В своей автобиографии и в документальном фильме Кевина Бернса «Настоящая жизнь», который снимали для RTE, Хиггинс размышлял над своей судьбой и задавался вопросом, почему все для него так закончилось. «Я не могу этого понять, - сказал он интервьюеру Десу Кехиллу, – по одной простой причине - я очень много дал игре».
Он дал игре невероятно много. Его непредсказуемость, его гений игрока/актера сделали снукер настолько зрелищным, что ВВС получила миллионы новых телезрителей. Во времена прихода Маргарет Тетчер к власти и начала уничтожения традиционных отраслей (в частности, угольной промышленности) снукер стал реваншем рабочего класса.
Эти искусные игроки (плебеи, в понимании Тэтчер) под звон кубиков льда в стаканах с водкой сражались, словно матадоры на арене, неполиткорректно задымленной канцерогенными веществами прямо из рабочих клубов. Потом ВВС что-то стукнуло в голову: они попытались превратить игру в спорт, и на выпивке и куреве был поставлен крест. В итоге телевизионные рейтинги так никогда и не вернулись на прежний уровень.
Более взвешенные времена потребовали от Хиггинса сдерживаться больше, чем было в его силах. За падением Алекса, которое нашло свое отражение в череде болезней, атаковавших его некогда совершенное тело, наблюдали все. Его последние фотографии трагичны. Только в его глазах еще сохранилась та самая магия из прошлого.
Его магнетизм был обоюдоострым. Он делал Хиггинса великим, он делал Хиггинса невыносимым. Для Алекса не существовало границ, поэтому он притягивал к себе не меньше, чем отталкивал. Ведь те, кто знает, чем воздается за разумный образ жизни, иногда задумываются, каково это – жить на другой стороне.
www.independent.ie